Исповедь (покаяние) — одно из семи христианских Таинств, в котором кающийся, исповедующий свои грехи перед священником, при видимом прощении грехов (чтении разрешительной молитвы), невидимо разрешается от них Самим Господом Иисусом Христом.
Таинство это установлено Спасителем, сказавшим Своим ученикам: «Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите (развяжете) на земле, то будет разрешено на небе» (Евангелие от Матфея, гл. 18, стих 18).И в другом месте: «Примите Духа Святого: кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Евангелие от Иоанна, гл. 20, стихи 22-23). Апостолы же передали власть «вязать и разрешать» своим преемникам — епископам, которые в свою очередь при совершении Таинства рукоположения (священства) передают эту власть священникам.
СВЯТЫЕ ОТЦЫ НАЗЫВАЮТ ПОКАЯНИЕ ВТОРЫМ КРЕЩЕНИЕМ: ЕСЛИ ПРИ КРЕЩЕНИИ ЧЕЛОВЕК ОЧИЩАЕТСЯ ОТ ВЛАСТИ ПЕРВОРОДНОГО ГРЕХА, ПЕРЕДАННОГО ЕМУ ПРИ РОЖДЕНИИ ОТ НАШИХ ПРАРОДИТЕЛЕЙ АДАМА И ЕВЫ, ТО ПОКАЯНИЕ ОМЫВАЕТ ЕГО ОТ СКВЕРНЫ СОБСТВЕННЫХ ГРЕХОВ, СОВЕРШЕННЫХ ИМ УЖЕ ПОСЛЕ ТАИНСТВА КРЕЩЕНИЯ.
Для того, чтобы Таинство Покаяния совершилось, со стороны кающегося необходимы:осознание своей греховности, искреннее сердечное раскаяние в своих грехах, желание оставить грех и не повторять его, вера в Иисуса Христа и надежда на Его милосердие, вера в то, что Таинство Исповеди имеет силу очистить и смыть по молитве священника чистосердечно исповеданные грехи.
Апостол Иоанн говорит: «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1-е Послание Иоанна, гл. 1, стих 7). В то же время от многих приходится слышать: «Я не убиваю, не ворую, не прелюбодействую, так в чем же мне каяться?» Но если мы внимательно познакомимся с Божиими заповедями, то обнаружим, что грешим мы против многих из них. Условно все прегрешения, совершенные человеком, можно разделить на три группы: грехи против Бога, грехи против ближних и грехи против самого себя.
Нечаянная радость покаяния
«Покаянием все мы спасемся, без исключения. Не спасутся только те, которые не хотят каяться» прп. Силуан Афонский.
Слово покаяние происходит от славянского «каять» , отсюда «окаянный» – достойный осуждения. Осуждение другого – это грех, а вот самоосуждение – это покаяние, вернее, лишь одна из его составляющих. Покаяние – это соединение, казалось бы, двух противоположных вещей: беспощадное самоосуждение, осознание себя преступником перед Богом и людьми, и в то же время надежда на прощение, потому что каемся мы перед лицом безмерно любящего и бесконечно милующего Господа. Покаяние, конечно, включает в себя и мольбу о прощении и помощи. Каяться – значит просить прощения. Когда мы каемся пред Богом, мы просим прощения у Того, Кто не только может и желает нас простить, но и имеет власть простить. По-гречески «покаяние» звучит как «метанойя», что в переводе на русский язык означает «изменение сознания». Греческое «изменение сознания» очень глубоко дополняет славянское слово «покаяние», потому что мы каемся для того, чтобы внутренне измениться.
Только надо помнить, что изменить нас может один Господь. Мы хотим измениться и обращаемся к Нему с мольбой о том, чтобы Он дал нам силы перестать жить так, как мы жили прежде, перестать грешить и стать другими. Но со своей стороны, мы должны решительно отречься от греховной жизни и возненавидеть грех! Господь, в ответ на наше искреннее стремление измениться Своей всемогущей, благодатной, божественной таинственной силой совершает самое настоящее чудо – чудо избавления души от омрачающего и искажающего ее греха. «Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову. Тогда придите, и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, как снег убелю, если будут красны, как пурпур, как волну (белоснежную шерсть) убелю». (Ис. 1. 16-18).
Но только надо помнить, что самоосуждение должно быть бескомпромиссным. Необходимо преодолевать в себе сильное, но лукавое желание находить смягчающие обстоятельства для оправдания своих поступков перед самим собой, а если каешься на исповеди, то перед священником. Священник, как сказано в молитве, есть «только свидетель», он должен засвидетельствовать, что человек действительно кается. Исповедь – это Таинство, которое совершает Сам Господь, и Он дает священнику чувствовать, что оно совершилось. Господь так устраивает, что, если человек кается глубоко, открывая даже самые страшные грехи, на душе священника остается радостное чувство. Это своего рода нечаянная радость, духовный праздник, потому что кающийся человек преодолевает самого страшного и постоянного противника – самого себя. Он одерживает над собой очень крупную, значительную духовную победу, и священник свидетельствует, что да, она действительно совершилась. Это радость, о которой говорит Господь: «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15. 7).
Как происходит исповедь
Исповедь совершается в храмах либо вечером после вечернего богослужения, либо утром перед началом литургии. Ни в коем случае нельзя опаздывать к началу исповеди, так как Таинство начинается с чтения чинопоследова-ния, в котором должен молитвенно участвовать каждый желающий исповедаться. При чтении чинопоследования священник обращается к кающимся, чтобы они назвали свои имена — все отвечают вполголоса. Те, кто опоздал к началу исповеди, к Таинству не допускаются; священник, если есть такая возможность, в конце исповеди заново читает для них чинопоследование и принимает исповедь, либо назначает ее на другой день.
Исповедание обычно происходит в храме при стечении народа, поэтому нужно уважать тайну исповеди, не тесниться рядом со священником, принимающим исповедь, и не смущать исповедующегося, открывающего свои грехи священнику. Исповедь должна быть полной. Нельзя исповедовать сначала одни грехи, другие же оставлять на следующий раз. Те грехи, которые кающийся исповедовал в предыдущие исповеди и которые уже были ему отпущены, вновь не называются. При возможности нужно исповедоваться у одного и того же духовника. Не следует, имея постоянного духовника, искать другого для исповедания своих прегрешений, открыть которые знакомому духовнику мешает чувство ложного стыда. Поступающие так своими действиями пытаются обмануть Самого Бога: на исповеди мы исповедуем свои грехи не духовнику, а вместе с ним — Самому Спасителю.
ОБ "ОБЩЕЙ ИСПОВЕДИ"
Как известно, в настоящее время в Церкви практикуется не только отдельная, но и так называемая общая исповедь, при которой священник отпускает грехи, не выслушивая их от кающихся.
При общей исповеди кающемуся не приходится открывать грязи своих духовных одеяний, не приходится стыдиться за них перед священником и не будут задеты его гордость, самолюбие и тщеславие. Таким образом, не будет того наказания за грех, которое в дополнение к нашему раскаянию снискало бы нам милость Божию.
Во-вторых, общая исповедь таит ту опасность, что к причастию подойдет такой грешник, который при отдельной исповеди не был бы допущен священником к Св. Чаше. Многие серьезные грехи требуют серьезного и длительного покаяния. И тогда священник запрещает причастие на определенный срок и накладывает епитимию (покаянные молитвы, поклоны, воздержание в чем-либо…).
Из чтений протоиерея Валентина Свенцицкого против общей исповеди.
В общей исповеди из необходимых условий Таинства покаяния сохраняются лишь три: установленная обрядовая сторона, участие иерархического лица и раскаяние верующего.
Но не сохраняются три условия, из которых два являются совершенно обязательными для совершения Таинства и без которых о совершении Таинства не может быть речи. Одно условие касается духовника: он должен, по учению Церкви, знать грехи, которые прощает, знать подробно, знать степень раскаяния, знать, достоин ли грешник прощения. Всё это он должен знать для того, чтобы простить или не простить грех. При общей исповеди вопрос о том, достоин ли грешник прощения, решает сам грешник, а не пастырь. Пастырь на "общей исповеди" фактически отказывается от власти "вязать". Но, отказываясь от власти "вязать", он тем самым теряет и власть "решить". Вопрос, достоин ли грешник разрешения или недостоин, решается самим грешником: "власть ключей" фактически передана ему, за священником оставлена лишь пустая, не имеющая никакого содержания форма. Таким образом, общая исповедь - это отказ от самой основы, на которой зиждется Таинство покаяния.
Второе условие, необходимое для совершения Таинства покаяния, несоблюдаемое на общей исповеди, касается кающегося. Он не исповедует своих грехов, ибо исповедовать -- значит открыто признавать. А на общей исповеди, когда сотни людей в один голос кричат "грешен", нет никакого открытого свидетельства о грехах, а потому нет и никакой "исповеди" их.
Итак, на общей исповеди нет двух обязательных и самых основных условий совершения благодатного Таинства -- нет права священника отпускать грех, ибо не имеет права священник отпускать грехи по "безотчётному произволу", и нет права получать отпущение, ибо, по учению Церкви, это право даёт устное исповедание грехов.
Что же касается третьего, дополнительного условия таинства -- права духовника налагать епитимий, -- то оно вовсе отпадает при общей исповеди, ибо, не зная греха, естественно, невозможно врачевать душу согрешившего наложением наказания.
К этим трём условиям, нарушаемым при "общей исповеди", надо присоединить ещё одно, внутреннее условие, также отсутствующее при общей исповеди, -- я разумею стыд при исповеди грехов.
Об этом Феофан Затворник говорит так: "Будут приражаться стыд и страх -- пусть! Тем и вожделенно должно быть сие Таинство (исповедь), что наводит стыд и страх, и чем больше будет стыда и страха, тем спасительнее. Желая сего Таинства, желай большего устыдения и большего трепета. ...Предел, до которого надо довести открывание грехов, тот, чтобы духовный отец возымел о тебе точное понятие, чтобы он представлял тебя таким, каков ты есть, и, разрешая, разрешал именно тебя, а не другого".
Здесь каждое слово обличает "общую исповедь", указует на её беззаконность и совершеннейшую недопустимость.
А следующие слова его должны наполнить ужасом как тех, кто совершает это беззаконие над верующими, так и тех верующих, которые предоставляют возможность, чтобы над ними оно было совершено.
Феофан Затворник говорит: "Всячески стоит позаботиться о полном открытии грехов своих. Господь дал власть разрешать не безусловно, а под условием раскаяния и исповеди. Если это не выполнено, то может случиться, что тогда, когда духовный отец будет произносить "прощаю и разрешаю", Господь скажет: "А Я осуждаю".
И вот, несмотря ни на что, несмотря на строгое запрещение, несмотря на то, что это явное новшество, никогда не бывшее в Церкви, несмотря на то, что это явный отказ от самой основы Таинства, -- общая исповедь стихийно, упорно, как какая-то страшная эпидемия, разливается по России. Препятствия, которые встречает она, не вразумляют верующих, не доходят ни до разума, ни до сердца, а приводят к озлоблению, поборники православного учения попадают в положение каких-то смутьянов и самочинников.
Почему это так? Что же это за страшная стихия, охватившая Церковь -- не только мирян, не только священников, но и епископов, имеющих великий духовный авторитет? Почему люди церковные, учёные, досточтимые -- как бы в некоем ослеплении пребывают в этом вопросе? Не могут они не знать всего, что говорит о Таинстве покаяния Св. Церковь, и того, что говорит Церковь об исповеди многих?
Одним попустительством, говорили мы, объяснить это нельзя. Нельзя объяснить и одним удобством исповеди "многих". Нельзя объяснить нерадением и бессовестием, ибо среди практикующих общую исповедь есть люди достойнейшие. Какова же истинная природа общей исповеди, делающая это явление столь победоносным?
Теперь мы имеем данные ответить на этот вопрос.
Истинная природа общей исповеди -- это обмирщение Церкви.
Священник на общей исповеди отказывается прежде всего от той части исповеди, которая развивалась и осознавалась в монастырях -- от духовничества. Духовничество -- это путь к церковному воспитанию христианского общества. Это тяготит мирян. Они охотно через общую исповедь порывают главнейшую внутреннюю связь с пастырем. "Освобождаются" от церковного водительства, устроения и контроля. Они безотчётно, сами не зная почему, чувствуют себя на общей исповеди как бы на свободе.
Спаситель предоставил иерархии право решать, достоин или недостоин грешник прощения. Это требует послушания, это требует смирения от исповедующего грехи. Мир освобождает верующих от этого тягостного состояния. Он предоставляет самому грешнику решать, достаточно ли он раскаялся, достоин ли он получить прощение, дело пастыря -- дать "разрешение", а самое "решение" на общей исповеди передано грешнику.
Это обмирщение Церкви.
Вместо епитимии, духовного врачевства, вместо подвига смирения, послушания, тяжкой обязанности раскрыть душу, выставить на позор грех, вместо трудно достигаемого раскаяния во грехе, вместо контроля Церкви над помыслами, желаниями, всею жизнью -- мирская стихия, овладевающая Церковью, предлагает нечто совсем лёгкое, удобное и приятное.
Мир спешит жить. Людям в миру некогда. Обмирщенным христианам хочется полчаса потратить на спасение души, чтобы поскорее, без задержки, бежать к своей службе, торговле, семье. Общая исповедь услужливо предлагает освободить христиан от долгих ожиданий частной исповеди.
Общая исповедь -- это "техническое усовершенствование", в своём роде "машинное производство".
На этом я мог бы и кончить, но нельзя не ответить на вопрос, на который обещал ответить в первом чтении. Как мог допускать общую исповедь о. Иоанн Кронштадтский? Неужели и он служил делу обмирщения Церкви?
Отвечаю.
Общая исповедь у о. Иоанна Кронштадтского по существу ничего общего с нашей так называемой "общей исповедью" не имеет, хотя подобна ей по внешней форме. Общая исповедь о. Иоанна Кронштадтского была явлением единственным, беспримерным и по существу недоступным ни для примера, ни для подражания. В общей исповеди о. Иоанна Кронштадтского не нарушались основные свойства Таинства в силу особых благодатных даров, данных ему от Господа.
Так, необходимое условие единоличной исповеди -- обязательство для духовника знать грехи кающегося -- у о. Иоанна Кронштадтского восполнялось благодатным даром прозорливости. О. Иоанн не допускал многих до Чаши без предварительных расспросов, потому что он видел грех в душе человека, знал его, хотя и не спрашивал. О. Иоанн не требовал обязательно "исповедания" греха, но люди, приезжавшие к нему со всех концов России, по своему душевному состоянию были готовы на какое угодно самораспятие, а при таком условии требование обязательного произнесения покаяния вслух было бы простой формальностью. Вот почему общая исповедь о. Иоанна Кронштадтского, являясь по форме нарушением устава, в силу исключительных, ему лишь данных даров, по существу не была этим нарушением.
Общая исповедь была особым дерзновением о. Иоанна Кронштадтского, за которое он будет ответствовать перед Господом, но нам он не только не завещал следовать этому примеру, а напротив, то, что оставил в руководство, явно говорит об исповеди тайной, единоличной. И мы не должны горделиво брать пример с того деяния о. Иоанна Кронштадтского, за которым стояло особое его дерзновение, основанное на особых его дарах, -- а смиренно последовать тому, чему он нас учил. А для этого надо открыть книгу о. Иоанна Кронштадтского "Моя жизнь во Христе", там прочтем мы об исповеди следующее:
"Исповедоваться во грехах чаще надо для того, чтобы поражать, бичевать грехи открытым признанием их и чтобы больше чувствовать к ним омерзение".
А на общую исповедь не потому ли идут многие, что стыдятся признаваться в своём грехе священнику?
"Кто привык давать отчёт о своей, жизни на исповеди здесь, тому не будет страшно давать ответ на Страшном Суде Христовом".
О каком же отчёте может быть речь на общей исповеди?
А вот молитва о. Иоанна перед исповедью: "Даждь ми ныне духа Твоего Святаго, да укрепит сердце мое к подъятию труда исповеди, к благоразумному решению или вязанию совестей человеческих, к терпению и благодушию, к любезному и назидательному обращению с моими духовными чадами".
И, наконец, уже прямо против общей исповеди свидетельствуют следующие слова: "Трудность и болезненную жгучесть операции вынесешь, зато здрав будешь (говорится об исповеди). Это значит, что надо на исповеди без утайки все свои срамные дела духовнику открыть, хотя и больно, и стыдно, позорно, унизительно". "Священник -- врач духовный, покажи ему раны, не стыдясь, искренне, откровенно, с сыновнею доверчивостью".
Вот что надлежит нам знать об исповеди у о. Иоанна Кронштадтского. А то говорят: "О. Иоанн Кронштадтский вёл общую исповедь, значит, и нам можно". Нет, не можно, потому что мы не Иоанны Кронштадтские! А то, что нам можно, он завещал в своих писаниях, а мы этого не хотим знать.
Митрополит Серафим (Чичагов) в одной частной беседе с ним сказал слова великой мудрости: "Умершие люди, если видят, что дела их, совершенные на земле, вызывают хотя бы невольный соблазн, скорбят душою. И душа о. Иоанна Кронштадтского не может не скорбеть, видя соблазн общей исповеди".
Слова митрополита Серафима надо понимать и всем ссылающимся на о. Иоанна Кронштадтского в оправдание общей исповеди. Они должны знать, что, ставя своё церковное беззаконие в связь с о. Иоанном Кронштадтским, они увеличивают его скорбь. Всем истинно чтущим память великого нашего молитвенника надлежит, во имя этой памяти, бороться с общей исповедью.
Ибо, если бы о. Иоанн мог встать из гроба, на основании написанного им для нас, -- мы вправе утверждать, что он осудил бы нашу современную общую исповедь.
Вот почему и я свой посильный труд посвящаю приснопамятному столпу Православия о. Иоанну Кронштадтскому, и так как борьба с общей исповедью есть борьба с обмирщением Церкви и защита тайной единоличной исповеди есть защита духовничества, то другое имя, написанное мною в посвящении, есть имя духовного отца моего, приснопамятного оптинского старца иеросхимонаха Анатолия. Аминь.
После исповедания грехов и прочтения священником разрешительной молитвы, кающийся целует лежащие на аналое Крест и Евангелие и, если готовился к причастию, берет у духовника благословение на причащение Святых Христовых Тайн.
Молитва перед исповедью прп. Симеона Нового Богослова
Боже и Господи всех, всякаго дыхания и души имый власть, един исцелити мя могий! Услыши моление мя, окаяннаго, и гнездящагося во мне змия наитием Всесвятаго и Животворящего Духа умертвив потреби. И мене, нища и нага всякия добродетели суща, к ногам святаго моего отца (духовнаго) со слезами припасти сподоби, и святую его душу к милосердию, еже миловати мя, привлецы. И даждь, Господи, в сердце моем смирение и помыслы благи, подобающие грешнику, согласившемуся Тебе каятися; и да не в конец оставиши душу едину, сочетавшуюся Тебе и исповедавшую Тя, и вместо мира избравшую и предпочетшую Тя. Веси бо, Господи, яко хощу спастися, аще и лукавый мой обычай препятствием бывает: но возможна Тебе, Владыко, суть вся, елика невозможно суть от человека. Аминь.